После просмотра его творения сам Пикассо прокричал: «Я не видел ничего подобного!»

<b>После просмотра его творения сам Пикассо прокричал: «Я не видел ничего подобного!»</b>
20 октября 2017
# 16:37

Vesti.Az продолжает проект «Легенды мирового кинематографа». В нашей рубрике публикуются статьи, очерки, эссе, повествующие о жизни и деятельности великих отечественных и зарубежных творцов кино. Великий, сказочный, реальный, прекрасный беспрестанно притягивающий нас кинематограф. Кто из нас не засматривался прекрасными художественными полотнами, которые раскрывались перед нами на экране? Или вдумчиво не следили за документальным и научно-популярным кино? За этими творениями стоит труд многих и многих людей кинематографического цеха. Но лишь определенная часть этих тружеников кино при жизни или после нее удостаивались звания великих. Они становились легендами кинематографа.

В памяти многочисленных зрителей хранятся незабываемые кадры из знакового фильма «Летят журавли». Смерть Бориса. Уплывает, словно проваливаясь в бездну, мерцавший за облаками солнечный диск, мелькают в угасающем сознании счастливые мгновения несостоявшейся свадьбы, кружатся березы, и мы вновь ощущаем то, что переживал в свои последние секунды погибающий герой. Сколько бы ни смотрели, каждый раз мурашки по коже... «Летят журавли» получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля в 1958 году, а оператор-постановщик— Гран-при Высшей технической комиссии Франции «За виртуозное владение камерой». После просмотра Пабло Пикассо сказал: «Каждый кадр „Журавлей“ можно рассматривать, как самостоятельное талантливое произведение».  И это воистину так…

***
Великий оператор родился в Санкт-Петербурге 23 декабря 1908 года. Было бы символично сказать о том, что Сергей Павлович Урусевский с детских лет мечтал о кино. Это не так. Он любил кино, как и все мальчишки того времени, но не это привело его в большой кинематограф. Сережу в то время влекла живопись. Ей посвящал он все свободное время. И когда настало время, он без колебаний поступил в Ленинградский высший художественно-технический институт.

Но все изменило его увлечение фотографией. Его фотоработы были выставлены в Зале на Кузнецком мосту, где экспонировались студенческие работы. Их скреплял не один лишь сюжет, но единое настроение, острота ощущений, видения, мировос­приятия автора. Работой заинтересовались, откликнулась да­же пресса.

Однако, завоевывал он экран постепенно, тяжко, с нескольких заходов. Съемочной группе первого цветного советского фильма «Соловей-соловушка» требовался художник. Для этой работы рекомендовали Урусевского. Однако режиссера сразу же насторожил вкус приглашенного. На во­прос: «Кто ваш любимый художник?» — последовал дерзкий по тем временам ответ: «Матисс». Когда после секундной за­минки режиссер крикнул кому-то в соседнюю комнату: «За­пишите его адрес!» — все уже было ясно. Не подошел...

Урусевский пытался попасть на студию «Грузия-фильм». Но студия, возглавляемая М. Калатозовым (ирония судьбы !), «не сочла возможным...» и предложила ему место фотографа.

В третий раз, наконец, удалось. По рекомендации профес­сора института, где учится Урусевский, при поддержке Фа­ворского он попадает на «Межрабпомфильм». Не к кому-ни­будь, а в группу к своему любимому режиссеру Всеволоду Пудовкину, на картину «Самый счастливый» (в прокате — «Победа»).

А потом была «Сельская учительница».  Поэтичность и легкость придавали экрану не только сюжет и милая непосредственность герои­ни — они шли от самого зрелища, действовавшего как стихо­творная строка. Удивительное было в самом облике Вареньки, ее искря­щихся глазах, улыбке, удивительное было разлито вокруг нее. Тональное многоцветие экрана вторило ее романтиче­ским настроениям. Струился свет свечей, окутывая тончай­шим флёром белоколонный зал, вальсирующие пары. Трепе­тал солнечный луч, проскользнувший в оконце сельской школы, серебристым дождем рассыпался по стенам, партам, ворошил льняные макушки. Словно легкой кистью, едва ка­саясь, прошелся по изображению оператор.

Поначалу экран оставался для него все той же фотогра­фией. Ведь средство изображения одно — объектив! И рамки кадра еще не сковывают, не стесняют. Вот зато внутри их границ можно «натворить» столько удивительного!



Как-то, будучи в гостях у Пабло Пикассо, Урусевский чрез­вычайно заинтересовался портретом жены художника Жак­лин. Какое поразительное сходство с оригиналом при такой условности пропорций! Чутье, вкус гостя привели автора в восторг.
У Урусевского-художника тоже особый зрительный мир. Он будоражит, толкает к поискам оператора Урусевского. Цвет в кинематографе в те времена все еще продолжал быть вещью в себе и поддавался немногим. На экране появля­лись грубые олеографии, пугающие кирпичными лицами и пронзительно синей зеленью.

Урусевский подбирался к цвету с разных сторон. Опять на пути сложнейшая технология — лаборатория, пленка (доста­точно несовершенная). Видимая живописность красок в самом объекте съемки вовсе не обещает того же на экране. Чтобы достичь ее, надо порой превратить прежде оригинал в нечто иное, совсем не эстетичное по цвету.

Фильм «Возвращение Василия Бортникова» — тоже еще пристрелка к цвету. Урусевский не изменяет сочной светотени. Неудивитель­но — психологическая драма! Все больше красок привлекает он в кадр, пробует различные сочетания. Однако все это до­статочно осторожно. Да в разнообразии ли тонов дело? Его больше интересуют возможности различных соотношений, ва­риаций цвета. Он рискует даже на черные, глухие провалы в цвете. Драматизм действия, конфликт характеров требуют напряженных мазков, жестких акцентов.
Поэтичны, полны настроения, изысканны по цвету пейза­жи. «Пудовкин радовался им, как ребенок»,— вспоминал Уру­севский.

А рядом на экране — режущий глаз жесткий цвет. В нем нет естественности, правды. Акцентные цветовые стыки все еще не подвластны даже Урусевскому. Чуть-чуть тише, скром­нее тона, и цвет звучит. Растворить эту жесткость может лишь свет, и потоки его на экране все щедрее. Световые композиции Урусевского уже не спутать ни с чьими другими. Урусевский усиленно размывает цвет, и арсенал его приемов все сложнее. Цвет все чище, насыщеннее. Но, увы, уходит светотень — она тонет в дымах и тюлях. Она явно несовместима с нежным цве­том, которого добивается Урусевский, и отдельные удачные кадры не решают дела...

Фильм «Урок жизни» привел в восторг французского режиссера Рене Клера: «Как Урусевский достиг такой мягкости?» Да, случилось почти что чудо — Урусевский покорил цвет.

Однако цвет этот требовал теперь новой технологии: он был «слишком» нежным, «слишком» изящным. Он трудно печатал­ся, еще труднее контратипировался (читай — репродуцировал­ся!). Урусевского прорабатывали, его убеждали «исправиться». «Пишешь вот яркими красками, а в кино все дымишь!» —ко­рило студийное начальство...

В фильме «Сорок первый» Урусевский уже мыслит только цветом. Так же, как когда-то, когда сидел перед подрамником. Конечно, на экране кроме красок было слово, был актер, была режиссерская интерпретация и цвет был лишь голосом в хоре. Но дело в том, что Урусевский рожден быть солистом.

...Бескрайняя пустыня, бархан за барханом, песчаные вол­ны до горизонта. Не первый день бредет по ним горстка людей. Вокруг лишь песок да песок, им до краев заполнен кадр. Укачивающая глаз монотонность. На экране только буро-желтое плато и белесое выцветшее пебо.
...Плеснула в глаза синева — люди дошли до воды! Удар чувствительный, почти ощутимый физически. Эта синева — как долгожданный глоток влаги.
Все напряженнее действие, и вместе с ним напрягаются, концентрируются тона: кумачовые косынки и казакины, вспо­лохи огня, черные тяжи дыма. Горит аул. Все громче, смелее цвет. Сталкиваются открытые локальные тона — красный, черный, белый.

К экрану Урусевский подходит, как к чистому листу бума­ги. Но ведь объектив фиксирует созданное, готовое!
...Стих шторм. Откатила темная, зловещая вода. Остатки шхуны с Марюткой и кадетом выброшены на необитаемый остров. Резкий слом в сюжете: вот-вот наступит просветление, произойдет примирение, придет любовь. На минуту эти двое найдут друг друга, обретут короткое счастье. Всего один ма­зок, одно пятно в пейзаже должно предрешить потепление — так кажется Урусевскому. И новый мотив должен проби­ваться еле слышно...

На горизонте легла желтовато-розовая полоска, робкая, чуть заметная. Нежнейший отсвет того же тона поддержал новую краску на прибрежном мокром камне. Что это, мираж, фикция? В реальном пейзаже не было ничего похожего. Но это вполне реально существует на экране! Урусевский «написал» это на пленке.
Фильм «Сорок первый» с триумфом прошел по экранам и в этом была немалая заслуга Урусевского.

...Шел фильм «Летят журавли». Накануне Пабло Пикассо попросил Урусевского показать ему картину. В зрительном зале — никого, кроме самого художника, его жены Жаклин, Жана Кокто и авторов ленты. Вот уже полфильма позади. Бес­страстное лицо Пикассо ничего не выражает. Неужели не вос­принимает? Почти все коронные сцены проскочили. Зарыдала в нужном месте Жаклин. Лицо художника с широко откры­тыми глазами по-прежнему непроницаемо. Окончился про­смотр, и мучительная пауза повисла над залом. «За последние сто лет я не видел ничего подобного!» — закричал вдруг Пи­кассо.

Да, такой картины, пожалуй, еще не было ни в нашем, ни в мировом кинематографе. «Журавли» поразили воображение. Не столько тем, что происходит, не сюжетом, не актерским исполнением — самим обликом, состоянием экрана. Не было уже ни пленки, ни изображения в привычном значении этих слов. Было невиданное, ошеломляющее зрелище.

Урусевский снял двадцать фильмов. Природа наградила его талантом и самоотверженностью, острым взглядом и тончайшим пластическим мышлением. Если в большинстве случаев работа оператора как бы скрыта для зрителя, заслоняется режиссерскими приемами, то во всем, что снимал Сергей Урусевский, всегда ощущался вклад темпераментного, изощренного автора изображения, заставлявшего камеру быть активной участницей развития событий

Скромный, сдержанный, он стеснялся почестей и видел смысл жизни только в работе. Он никогда не хотел, да и не делал того, что ему было сделать легко. И в кино, и в живописи он стремился решать труднейшие задачи, преодолевать сложившиеся навыки, отменить готовые стереотипы. Он был артистом в самом высоком понимании этого слова. И настоящим проникновенным художником.

Фуад Бакылы

[email protected]

# 3505
avatar

Vesti.az

# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#