Услышав о вторжении немецких дивизий в  Польшу, он с воскликнул: «Наконец свершилось. Да поможет нам Бог!» - ФОТОСЕССИЯ

<span style="color: red;">Услышав о вторжении немецких дивизий в  Польшу, он с воскликнул: «Наконец свершилось. Да поможет нам Бог!»  - <span style="color: red;">ФОТОСЕССИЯ
12 апреля 2013
# 16:45

Vesti.Az продолжает рубрику «Атланты политики». Влияние фактора личности на историю общеизвестно. Величайшие события, происшедшие за все время существования цивилизации, прочно и заслуженно связаны с именами не менее великих людей. В рубрике публикуются статьи, очерки, эссе, повествующие о жизни и деятельности мужчин - политических, государственных и общественных деятелей разных времен и народов, оставивших неизгладимый след в истории человечества.

«Те, кто отказывается от свободы ради временной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности».

Франклин Делано Рузвельт

«Трудно охарактеризовать эту смесь хитрости, солнечности, избалованности, кокетства и честной веры, но есть в нем какая-то печать благодати».

Томас Манн (о Ф.Д.Рузвельте)


В утро12 апреля 1945 года  Рузвельт проснулся рано. Первым, пока еще подсознательном ощущением была радость, что он здесь в своем любимом Уорм-Спрингс, более чем в тысячи миль от Вашингтона. Это место, расположенное близ Атланты, Рузвельт открыл для себя много лет назад. Еще в 1924 году он узнал, что есть на свете этот провинциальный курорт для больных полиомиелитом. Тогда он еще верил, что физические упражнения и в особенности плавание поставят его на ноги. Уорм-Спрингс славился своими целебными горячими источниками. Но, увы… и они не помогли Рузвельту излечиться.

Несмотря на разочарование, постигшее его в Уорм-Спрингс, Рузвельт полюбил это место - его тишину, густые сосны, мерное журчание воды. Спокойствие и тишина были необходимы президенту. Он себя неважно чувствовал. Вот и сейчас, после сна у него страшно болела голова. Рузвельт чувствовал себя усталым и измученным. Совсем недавно, он посетил Ялту, где участвовал в конференции руководителей трех союзных держав. Тяжелая была встреча...

После того, как беззаветно преданный ему чернокожий камердинер Приттиман подал ему завтрак, президента, как обычно посетил доктор Брюнн. Доктор, осмотрев Рузвельта, бодрым голосом объявил о том, что все в порядке. Хм… Президент усмехнулся. Как же в порядке… Да ну ладно, Бог с ним… Все таки чертовски болит голова, а тут еще эта русская художница…

Рузвельт никогда не согласился бы позировать этой русской-эмигрантке, да и любому другому художнику. Не до этого было. Но Елизавету Шуматову привела Люси…Люси Разерферд. Эту женщину он полюбил, когда еще был молод, до того как болезнь настигла его. Прошло много времени, но это чувство, поглотившее его в те далекие годы, не проходило, а с каждым годом все более усиливалось. Он любил эту женщину. О ней знали все люди близкие к Рузвельту. Знала о ней и его жена Элеонора. С ней было когда-то тяжелое объяснение. Но с годами Элеонора, кажется, поняла, что даже такой сильный и властный человек, как ее муж, не в состоянии вырвать из сердца эту любовь. Так вот, именно Люси изъявила желание иметь у себя его акварельный портрет и привела свою приятельницу, художницу русского происхождения.

Когда Рузвельт появился в гостиной, куда Приттиман вкатил его коляску, на лице его была улыбка. Она предназначалась только для одного человека…Для Люси…
Через некоторое время Шуматова принялась за работу. Вглядываясь в черты президента, она уловила тот момент, когда Рузвельт, как - будто бы забылся, уйдя в себя. Этот момент нужно ухватить. Шуматова рьяно принялась за работу. Президент не обращал на нее никакого внимания. Он был весь в себе…

***

30 января 1882 года Джеймс Рузвельт записал в своем дневнике: «Без четверти девять, моя Салли родила великолепного большого мальчика. Он весит десять фунтов – без одежды». Это произошло в Хайд-Парке, имении Рузвельтов, расположенном в нескольких десятках километров от Нью-Йорка. Будущий президент был единственным ребенком от второго брака 54-летнего потомственного землевладельца Джеймса Рузвельта с Сарой Делано, которая была на 26 лет моложе мужа. День, когда мальчик появился на свет, супруги считали самым счастливым днем в своей жизни. Мать завела дневник и на протяжении 20 лет заносила в него каждый поступок сына в мельчайших подробностях. А мистер Рузвельт любил говорить, что, родив наследника, Сара подарила ему нечто гораздо более ценное, чем тот миллион, что принесла в приданое.

Когда Франклину исполнилось семь лет, родители энергично взялись за его обучение. Режим дня был жестким: подъем в семь, завтрак в восемь, затем, с небольшими перерывами на отдых и обед, занятия до четырех часов дня. Отец с матерью не надоедали сыну мелочной опекой, они старались развить в нем чувство ответственности. Как-то мальчик выразил желание иметь пони и собаку. Спустя некоторое время ему подарили породистого сеттера и шотландского пони, предупредив, что отныне оба животных полностью вверены его попечению.

Учился Франклин хорошо, он легко усваивал языки, впрочем, как и арифметику, историю, географию. Будущий президент отличался поразительной памятью. Однажды Сара читала сыну вслух, а тот в это время разбирал свою коллекцию марок. Мать сделала ему замечание, упрекнув в недостаточном внимании. В ответ он тут же повторил последние фразы, добавив несколько надменно: «Мне было бы стыдно, если бы я не мог делать двух дел одновременно».

Особенно Франклина интересовало все, что имело хоть какое-то отношение к морю. Родители поощряли пристрастие сына. На канадском острове Кампобелло семья владела небольшим участком земли с летним домиком и причалом, где стояла яхта. Но в один из приездов на остров Франклина ждало небольшое собственное судно. На нем, иногда один, иногда с друзьями, он детально исследовал все ближние и дальние бухточки. С годами интерес к морю не угасал. Франклин даже объявил, что хочет стать военным моряком. Родители пришли в ужас и постарались убедить сына, что жизнь бизнесмена в скромном сюртуке выгодно отличается от жизни офицера в блестящем мундире.

В 14 лет домашнее образование юного Рузвельта завершилось, и его определили в третий класс одной из самых престижных частных школ страны — в Гротоне. Франклину нетрудно было войти в число лучших учеников, но он вовремя понял, что это — верный путь упасть в глазах товарищей. С тех пор табель его украшали тщательно дозированные «неуды». Правда, настоящей популярности среди одноклассников мальчик заслужить не смог, так как не отличался особыми физическими данными и не достиг сколько-нибудь значительных результатов в спорте.
В Гарварде, куда Франклин поступил по окончании Гротона, спортивные достижения также ценились выше, чем любые другие. Не надеясь завоевать лавры спортсмена, молодой Рузвельт решил выдвинуться на ином, чуть менее завидном поприще — в журналистике. Он стал корреспондентом, а затем редактором студенческой газеты Harvard Crimson. Журналистскую известность ему принесло интервью с президентом Теодором Рузвельтом. Впрочем, это было нетрудно — президент являлся его родственником.

Окончив Гарвард, в 1904 году Франклин стал студентом юридического факультета Колумбийского университета. А через год женился на Элеоноре Рузвельт, своей кузине в пятом колене и племяннице Теодора Рузвельта.
Франклин так и не получил университетского диплома — просто решил не сдавать экзамены. Пройдя испытания в нью-йоркской коллегии юристов, он устроился стажером в известную адвокатскую контору.

Молодому человеку довольно быстро надоело вникать в детали хозяйственного права, и единственным объектом своего ярко выраженного честолюбия он избрал политику. К тому же перед глазами был пример Теодора Рузвельта, его кумира тех лет, которого они с Элеонорой часто посещали в Белом доме. Как-то, отвечая на вопрос президента о видах на будущее, Франклин озвучил тщательно продуманный план движения наверх: сначала — депутат парламента в штате Нью-Йорк, затем — пост заместителя министра военно-морского флота, в дальнейшем — губернатор штата Нью-Йорк и, наконец, вершина карьеры — президент. Теодору Рузвельту ответ явно понравился: это был путь, по которому он сам пришел в Белый дом.

В 28 лет Франклину было безразлично, к какой партии принадлежать. В Гротоне и Гарварде он состоял членом клуба республиканцев. Но так случилось, что первыми ему сделали предложение лидеры демократов — и он стал демократом.
В начале 1910 года Франклин выставил свою кандидатуру на выборах в парламент штата Нью-Йорк. Почти одновременно он познакомился с корреспондентом газеты New York Herald 40-летним Луи Хоу, ставшим его бесценным советчиком и преданным другом до самой смерти. Франклин сразу разглядел драгоценные качества Луи: гибкий ум, проницательность и исключительную работоспособность. Рузвельт доверил ему ведение своей избирательной кампании. И тот организовал ее с блеском.

За время двухлетнего пребывания в сенате штата Нью-Йорк Рузвельт ничем особо себя не проявил. Впервые по-настоящему он показал распорядительность и знание тонкостей американской политической борьбы в июне 1912 года, когда внутри Демократической партии шли жаркие дебаты по поводу избрания единого кандидата в президенты. Рузвельт поддерживал Томаса Вудро Вильсона, но лидировал другой кандидат — по фамилии Кларк. Подкупленные его агентами привратники не должны были допускать в зал для голосования лиц без значка сторонников Кларка. В решающий день Рузвельт раздал всем своим людям такие же значки и провел их в зал. Когда началось голосование, они ринулись вперед, требуя избрать Вильсона.

Победив на президентских выборах, Вильсон в благодарность назначил Рузвельта заместителем военно-морского министра. Заняв пост в правительстве, Франклин не забыл вознаградить единомышленников и друзей. Своим главным помощником Рузвельт назначил Луи Хоу, и тот в политическом лабиринте Вашингтона оказался просто незаменим. Он давал здравые советы и учил Франклина искусству выжидать, а главное — не связывать себя участием в непопулярных мерах.
Своим величайшим достижением на этом посту Рузвельт считал установку во время Первой мировой войны минного заграждения в Северном море — от Англии до Норвегии, перекрывшего германским подводным лодкам выход в Атлантику. 500 тыс. мин, обошедшихся государству в $500 млн, не сыграли, однако, сколько-нибудь заметной роли в ходе военных действий.

Война бешено ускорила темп жизни, и в этой лихорадке расцвел роман Рузвельта с Люси Мерсер, молодой и очень красивой секретаршей Элеоноры. Его семейная жизнь чуть не потерпела крах. Элеонора, забрав всех пятерых детей (четырех сыновей и дочь), уехала на Кампобелло. Франклин был готов порвать с женой, но соображения карьеры и вмешательство матери остановили его. Отношения с супругой кое-как удалось наладить.
В 1920 году Люси вышла замуж. Но ее дружба с Франклином не прекратилась.
Первая мировая война окончилась. До Рузвельта дошла весть о том, что в школе в Гротоне будет установлена памятная доска с именами выпускников — участников войны. Он написал письмо с просьбой поместить его имя в первых строках списка, так как, хотя «и не носил форму… но руководил боевыми делами флота».


В 1919—1920 годах в Демократической партии наблюдался разброд — президент Вильсон был разбит параличом, а другого лидера у партии не было. На очередных президентских выборах к власти пришли республиканцы, и Рузвельт оказался не у дел. Став частным лицом, он занял пост вице-президента и директора нью-йоркского отделения одной из крупнейших финансовых корпораций и учредил юридическую фирму на Уолл-стрит.

В начале августа 1921 года, отдыхая на Кампобелло, Франклин со старшими сыновьями катался на яхте по заливу. На одном из островков они заметили лесной пожар и сошли на берег, чтобы потушить его. Борьба с огнем потребовала немало времени и большого напряжения. Уставший Рузвельт заявил, что лучший способ восстановить силы — купание. Разгоряченные, они бросились в холодную воду. Затем в мокрых купальных костюмах направились домой. Там Франклин, не переодевшись, взялся разбирать почту, но часа через два почувствовал недомогание. Поднялась температура. На другой день состояние ухудшилось, а 12 августа он уже не мог встать: его парализовало по грудь. Элеонора и Хоу нашли опытного врача, поставившего диагноз: полиомиелит.
Франклин очень скоро осознал, что его поразил тяжкий недуг, справиться с которым можно, лишь мобилизовав всю волю. Отныне никто не видел, чтобы он распускался. От бедра до ступни его ноги были закованы в тяжелые ортопедические приборы. С ними, опираясь на костыли, он заново учился ходить.

Осенью 1924 года Рузвельт посетил заброшенный курорт Уорм-Спрингс с горячими минеральными источниками. Вода оказалась поистине целебной: уже через месяц лечения Франклин заметно окреп и впервые за последние два года почувствовал ступни ног. Он купил курорт и ближайшую ферму и занялся там разведением скота и лесопосадками. Рузвельт горячо полюбил Уорм-Спрингс, это место стало его вторым домом, и все же мечта — вновь начать ходить — так и не осуществилась.
Однако с ролью беспомощного калеки Франклин не смирился. Когда США охватила лихорадка спекуляций, он ринулся в нее со всем пылом. Несколько лет для Рузвельта превратились, по его собственному выражению, в «сумасшедшую гонку за не заработанными сокровищами». Но единственное, что он приобрел, — опыт. Чтобы подправить пошатнувшееся финансовое положение, ему даже пришлось продать с аукциона часть картин любимых художников-маринистов.

Вскоре Рузвельт принял решение, несмотря на тяжелую болезнь, продолжить политическую карьеру. На выборах 1928 года он выставил свою кандидатуру на пост губернатора штата Нью-Йорк, посчитав его лучшим трамплином в Белый дом. Хоу завел правило: на виду у посторонних Франклина никогда не переносили на руках. С трудом, опираясь на чью-либо руку, Рузвельт мог сделать несколько шагов. Он не выносил, когда его жалели. «Без соплей!» — обрывал он не в меру сердобольных. «Чепуха, — говорил он. — Взрослый человек может справиться с детской болезнью». В итоге с помощью влиятельных финансистов и благодаря грамотной предвыборной кампании 46-летний Рузвельт на два срока вселился в губернаторский дворец. Победа на выборах стала для него и победой над болезнью. Новоиспеченный губернатор всерьез занялся социальными вопросами. Он лично инспектировал школы, больницы, тюрьмы, приюты. «Раз мы должны обучать своих граждан, — говорил он, — тогда почему не делать это хорошо?»

Его популярность росла с каждым днем. Одновременно усиливалось противодействие политических оппонентов. Вновь и вновь они создавали ситуации, в которых Рузвельт необдуманными действиями мог скомпрометировать себя. Но Франклин не позволял навязывать ему условия боя: «Если недруги бьют по чувствительным местам, лучше умолчать об этих ударах, как бы болезненны они ни были, а проявить инициативу в других вопросах».

Разразившийся кризис 1929—1933 годов, вошедший в историю как Великая депрессия, застал врасплох и Рузвельта, хотя он предрекал неминуемый конец спекулятивного бума. Никто сразу не понял масштаба катастрофы. А кризис все ширился. Закрывались предприятия, увеличивалось число безработных. Росла нищета, а вместе с ней преступность. Столицы штатов и сам Вашингтон становились ареной «голодных походов». Настроение масс левело с каждым днем. Страна представляла собой гигантскую пороховую бочку.
В отличие от большинства американских лидеров, пребывавших в прострации, Рузвельт быстро оправился от первого потрясения и начал действовать. У себя в штате он создал комиссию по введению страхования по безработице и временную чрезвычайную комиссию по оказанию помощи нуждающимся. Скоро почти 10% населения штата получало помощь от властей. Конечно, она была мизерной, но эти деньги спасали от голодной смерти. Рядовой американец не мог не сравнивать распорядительность губернатора с бездействием федеральных властей.

Стоило кому-нибудь завести речь о выдвижении Рузвельта кандидатом в президенты — и он превращался в загадочного сфинкса. Но с января 1931 года по всей стране развернулась кампания в его поддержку. Повсюду стали возникать отделения «Друзей Рузвельта» — совершенно новой в американской политической жизни организации. Ее члены страстно пропагандировали действия губернатора штата Нью-Йорк, требуя избрать его президентом. Помещение для штаб-квартиры добровольцев было арендовано Луи Хоу.
Не дожидаясь избрания президентом, Рузвельт взялся искать выход из поразившего страну кризиса. «Пришло время мужественно признать, что мы находимся в чрезвычайном положении, по крайней мере, равной войне. Мобилизуемся, чтобы справиться с ним», — говорил он.

В обстановке строжайшей секретности он собрал вокруг себя крупнейших ученых Колумбийского университета. Они в шутку именовали себя «мозговым трестом». Обсуждения, в ходе которых рождались идеи по выводу страны из депрессии, проходили по нескольку раз в неделю. Губернатор выступал в роли ученика, прокурора и судьи одновременно. Во всех предвыборных выступлениях Рузвельта — его к тому времени уже величали ФДР — главной была мысль: во что бы то ни стало спасти страну и народ. «Ни одна нация не может существовать, наполовину обанкротившись, — предупреждал он. — Фабрики и рудники закроются, если половина населения не сможет покупать. Необходимо увеличить покупательную способность, особенно живущих в сельскохозяйственных районах; пресечь дальнейшее разорение и продажу с молотка ферм; расширить кредитование фермеров и мелких предпринимателей; снизить таможенные пошлины, чтобы сбывать излишки товаров в других странах...». ФДР ввел в американский политический лексикон термин «забытый человек» и постоянно апеллировал к нему.
Выборы 8 ноября 1932 года принесли Рузвельту блистательный триумф. Луи Хоу достал бутылку вина, которую положил на хранение 20 лет назад, поклявшись не открывать ее до избрания Франклина Рузвельта президентом.

Пораженный полиомиелитом 32-й президент Соединенных Штатов возглавил парализованную кризисом нацию и приступил к реализации того, что вошло в историю под названием «новый курс». Первым его шагом стало временное закрытие всех банков. Вновь открыться могли лишь те, чье состояние было признано «здоровым». Им федеральная резервная система предоставляла займы.

Экспорт золота, игравшего роль международной валюты, запрещался. Лица, вывозившие деньги за границу или прячущие их в кубышку, объявлялись преступниками и наказывались тюрьмой либо огромными штрафами. Отменили «сухой закон». Управление по борьбе с его нарушителями, ныне ненужное, вошло в состав Бюро расследований, которое позже стало именоваться ФБР.

«Новый курс» дал могучий толчок изоляционизму: он предполагал значительную изоляцию национальной экономики от остального мира. Рузвельт подчеркивал нежелание США связывать себя какими-либо обязательствами по отношению к другим странам. «Мы не ограничиваем своего права определять собственные действия». Он не верил, что депрессия может быть побеждена международными мерами.
Президент потребовал от конгресса снизить ставки налогов на небольшие доходы и увеличить их для крупных, аргументировав это тем, что «богатство не является результатом индивидуальных усилий». Американская элита восприняла такое решение крайне болезненно. Монополисты и их идеологи считали, что президент подрывает основы капитализма. «Речь идет не об уничтожении богатых, — говорил Рузвельт, — а об ограничении нездорового накопления и о рациональном распределении финансового бремени правительства. Самое свободное государство на свете не может долго просуществовать, если законы имеют тенденцию создавать быстрое накопление богатств в немногих руках, оставляя большую часть населения в нищете». Обнаружив незаурядное чувство юмора, президент предложил монополистам проявить истинный патриотизм: потратить личные средства на погашение государственного долга.

Для поддержки безработных была создана Чрезвычайная федеральная администрация помощи. Условия выплаты и суммы пенсий и пособий в разных штатах отличались, но сам принцип — забота государства о гражданах, хотя и ограниченная, — разрушал прежний американский стандарт: каждый думает о себе, а об остальных печется дьявол.
Чтобы сэкономить деньги, Рузвельт распорядился резко снизить зарплату правительственным служащим. Элеонора в соответствии с провозглашенной политикой всеобщей экономии готовила мужу завтрак на 19 центов. Франклин, знавший толк в еде, мучился, но с суровой решимостью съедал его. Рузвельты кормили за свой счет штат Белого дома. Образ жизни президента превратился в мишень для нападок снобов разных мастей, зато простому люду его скромность оказалась по душе.

Гордостью Рузвельта стало учреждение ССС (Civil Conservation Corps) — Гражданского корпуса сохранения ресурсов. На ССС возлагалась миссия сохранения естественных ресурсов страны и укрепления здоровья молодежи. Корпус просуществовал около десяти лет, и за это время его деятельностью было охвачено около 3 млн. человек. Безработных городских парней направляли на работы в лесные районы. В организованных там лагерях они получали бесплатное питание, кров, форменную одежду и доллар в день. Работы проводились под наблюдением инженерно-технического персонала, во всем остальном юноши подчинялись офицерам, мобилизованным из резерва. В лагерях поддерживалась почти воинская дисциплина, включая строевые занятия. В числе прочего силами ССС по 100-му меридиану от границы Канады до штата Техас была высажена лесозащитная полоса — свыше 200 млн. деревьев.

Правительство ассигновало огромную сумму на государственные работы — от постройки новых военных кораблей до расчистки трущоб и ремонта дорог. В результате этих и других мер повысилась занятость населения и взлетел индекс экономической жизни. Паника пошла на убыль. И что важнее всего, Рузвельт сумел возродить гордость людей за родную страну и надежду на лучшие времена.
Он был далек от того, чтобы считать себя главным менеджером государства или, что еще хуже, воспринимать свое высокое положение как возможность сколотить большой капитал для собственной семьи. По глубокому убеждению Рузвельта, президент — это не только административная должность. «Это, прежде всего место, откуда исходит моральное руководство. Все наши великие президенты были лидерами в духовной области».

На рубеже 1937—1938 годов, во время второго президентского срока Франклина Рузвельта, стало ясно: «новый курс» не принес коренных улучшений, выход из кризиса уже испытанными путями невозможен. Внутри страны не оставалось резервов для оживления экономики. Как быть? Единственное, что могло обеспечить разрешение проблем США, — это перевод страны на военные рельсы и выход на международные рынки торговли, монопольно принадлежащие Германии и Британской империи. Вашингтону как воздух нужна была большая война. И когда 1 сентября 1939 года Рузвельта разбудил телефонный звонок американского посла в Париже Буллита, сообщившего о вторжении немецких дивизий на территорию Польши, президент с облегчением ответил ему: «Прекрасно, Билл. Наконец свершилось. Да поможет нам Бог!»

Тем не менее, Рузвельт считал нужным сохранять маску миротворца. Он призвал Гитлера и президента Польши Игнация Мосьцицкого воздержаться от применения силы. Одновременно Лондону и Парижу очень серьезно было сказано, что, если Англия и Франция не объявят войну Германии, они, в свою очередь, могут не рассчитывать на американскую военную помощь. Рузвельт боялся, что премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен пойдет на мировую с Гитлером. В этой ситуации союзником американского президента в Англии стал известный политический деятель, назначенный вскоре военно-морским министром страны, Уинстон Черчилль, хотевший войны с Германией, исходя из собственных политических интересов.

Когда состояние войны между Англией, Францией и Германией стало фактом, Рузвельт поспешил в своем выступлении по радио успокоить американских граждан: «Мы не допустим войны до наших очагов, не позволим ей прийти в Америку…» Французам и англичанам Рузвельт сообщил, что молится за них, и уверял в глубочайшем сочувствии: «Я хочу подчеркнуть всевозрастающее восхищение, с которым американский народ и его правительство следят за несравненным мужеством, проявляемым вашими армиями в борьбе с захватчиками на родной земле, и я знаю, что вы поймете: это заявление не означает, что мы берем на себя какие-либо военные обязательства…»

Напряженность в мире нарастала с каждым месяцем. Рузвельту были известны многие секретные решения Гитлера, да и не только его. Благодаря разведке, политика западноевропейских правительств являлась для него открытой книгой. Параллельно с усилением роли разведывательных служб велась активная работа по пресечению утечки информации из собственных структур. С этой целью президент запретил на многих совещаниях вести протоколы. Он приказал, чтобы любые сведения о шпионаже, контршпионаже, саботаже, подрывной работе передавались в ФБР. Широко практиковалось подслушивание разговоров по телефону и в помещениях, перлюстрировались письма подозрительных лиц. В поле зрения политического сыска попадали все, кто не приходил в восторг от американской системы правления.

Опасность нападения фашистской Германии на США становилась более чем реальной. Рузвельт вплотную занялся вопросами военной экономики. Но главной его задачей была не подготовка к войне, а победа чужими руками на чужой территории. Как можно больше вооружения продать за океан, чтобы как можно больше уничтожить потенциального противника США за их пределами — вот магическая формула обеспечения американских интересов по Рузвельту. «Мы не должны оказаться дураками и послать хотя бы одного сына американской матери в жуликоватую Европу… Речь идет о том, как самим обжулить Европу…» — говорил президент.

В Вашингтоне твердо стояли на том, что с американской стороны возможна только материальная помощь, и только за приличное вознаграждение. Торг даже с ближайшим союзником считался уместным. В 1940 году США согласились передать Лондону 50 эсминцев, но при условии предоставления им в аренду на 99 лет многочисленных английских баз в различных частях Нового и Старого Света. При этом Рузвельт признавался в письмах, что эсминцы постройки времен Первой мировой войны «находятся при последнем издыхании» и предназначались для продажи на слом по $4—5 тыс. за каждый. «Это самая выгодная сделка за всю вашу или мою жизнь», — ликовал он.

Для расширения торговли вооружением Рузвельт внес в конгресс предложение отменить существующий в стране Закон о нейтралитете. Конгресс принял его, но вместе с тем ввел принцип «плати и вези»: покупатель обязан был платить наличными и самостоятельно доставлять товар. Американским судам запрещалось плавать в зоне военных действий, каковой объявлялись моря, омывающие Европу. Этот принцип давал возможность без риска расширить американский бизнес.
В 1940 году в США должны были состояться очередные президентские выборы. Рузвельт категорически отрицал свое намерение баллотироваться в третий раз и даже подписал контракт с журналом Colliers, по которому с января 1941 года становился одним из его редакторов. Однако положение в мире «вынудило» его продолжить политическую карьеру. Он вступил в третье президентство.
Все его мысли в это время были сосредоточены на том, как бы связать Германию на востоке, отвлечь ее внимание и силы от Атлантики. Серьезным противовесом вермахту могла быть лишь Красная Армия. Информацию о плане Барбаросса Рузвельт принял как рождественский подарок. Более того, Вашингтон заботился о том, чтобы поход Гитлера на Россию не сорвался. Американские спецслужбы регулярно снабжали германское посольство стратегической дезинформацией: «Из очень надежного источника стало известно, что СССР намеревается начать военную агрессию, как только Германия будет связана крупными военными операциями на западе».

После 22 июня 1941 года в Вашингтоне могли спать спокойно: гитлеровское руководство, привыкшее бить противников поодиночке, теперь не ввяжется в конфликт с США. В этом — истоки оптимизма Рузвельта в отношении как безопасности Америки, так и перспектив Второй мировой войны в целом.

Исторически Соединенные Штаты обеспечивали свое благополучие умелым использованием противоречий и конфликтов между другими державами. Собственно, к проведению такой политики и призывал Джордж Вашингтон. Теоретики международных отношений называют подобный образ действий политикой баланса сил: двое дерутся — третий радуется. Рузвельт оказался достойным преемником этого наследия.

Война дала Рузвельту редкую возможность, о какой мечтает каждый политик, — сделать свою страну величайшей во всех сферах, в том числе в торговле. Последующие события показали, что Рузвельт не упустил ее. Воспользовавшись тем, что Англия остро нуждалась в военной поддержке США, Рузвельт вынудил Черчилля «сдать» имперские торговые соглашения с индийскими колониями и таким образом заранее заставил поделиться не только врагов, но и ближайшего союзника. Рузвельт, по сути, стал гробовщиком Британской империи, получив у Черчилля миром то, что пытался отобрать войной Гитлер. Так на свет появилась Атлантическая хартия — документ, предопределивший послевоенное устройство мира. Он ни к чему не обязывал США и при этом открывал перед ними новые, доселе недоступные горизонты.

Франклин Рузвельт умел искусно уклоняться от выполнения данных обещаний, он был человеком, которого невозможно поймать на формулировках. Например, когда речь зашла об обязательствах по ленд-лизу в отношении СССР (помощи, которую США пообещали безвозмездно оказывать всем воюющим против Гитлера странам), в Вашингтоне пожелали, чтобы весь золотой запас России был передан им в погашение стоимости товаров. И лишь с момента, когда он окажется исчерпанным, к России будет применяться закон о ленд-лизе. В Москве, разумеется, отказались выполнить столь абсурдное требование. Но и когда товары из США начали поступать, они не достигали предусмотренного протоколом объема.

Открытие второго фронта Вашингтон превратил в предмет недостойной дипломатической игры. Данные совместно с Англией торжественные обязательства многократно нарушались. Фарисейски восторженные послания в Москву сопровождались полным бездействием. Своим командующим Рузвельт объяснял с добродушной улыбкой, что обещания открыть второй фронт «имели целью лишь обнадежить советское правительство». Президент США не хотел вступать и в решающую схватку с Японией, пока она не будет обессилена другими. Термин «объединенные нации» был придуман Рузвельтом (и он очень гордился им), дабы исключить из всех соглашений слово «союзники». США, подчеркивал Рузвельт, ни перед кем не имеют союзнических обязательств.
Высадка в Нормандии произошла лишь тогда, когда в Вашингтоне и Лондоне поняли, что «интерес России к открытию второго фронта не столь велик, как раньше», что «Советы ныне рассматривают второй фронт скорее как желательную страховку, а не непосредственную необходимость». Боязнь, что русские войдут в Европу без них, подстегнула Рузвельта к открытию второго фронта. Он понимал, что без помощи Москвы Америке не обойтись и после победы над Гитлером: «Мы отчаянно нуждаемся в Советском Союзе для войны с Японией». Что касается этого, Рузвельт мог быть спокоен только в одном: внутри США все японцы обезврежены. Сразу после нападения на Перл-Харбор, когда волна японского наступления, как замки из песка, размывала американские и английские бастионы на Тихом океане и в Вашингтоне началась настоящая истерия, в отдаленных районах страны были сооружены концентрационные лагеря, куда загнали поголовно всех японцев и даже тех, кто имел хотя бы 16-ю часть японской крови. Нация вздохнула полной грудью: Америка спасена от внутренней угрозы. Одновременно печать и радио были взяты под жесткий контроль. Рузвельт считал, что война — дело серьезное и игра в демократию в такое время неуместна.

С начала 1945 года здоровье Рузвельта, незадолго до этого в четвертый раз принявшего президентскую присягу, неуклонно ухудшалось. Обязанности, которые он выполнял с величайшим прилежанием, подтачивали его силы. В конце марта донельзя измотанный президент отправился на несколько недель отдохнуть в Уорм-Спрингс.

***

12 апреля 1945 года Уорм-Спрингс. Рузвельт очнулся от воспоминаний. Эта чертова головная боль не дает возможности сосредоточиться. Они с Шуматовой сделали перерыв. Для отдыха нет времени. Надо отправить письмо Сталину. Он выражает недовольство по поводу переговоров в Берне. Рузвельту принесли уже несколько раз отредактированный вариант. Ну что же, хорошо. Рузвельт перечитал написанные им строки, которые задавали тон всему письму: «Благодарю Вас за Ваше искреннее пояснение советской точки зрения в отношении Бернского инцидента, который как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой либо пользы. Во всяком случае, не должно быть взаимного недоверия и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что когда наши войска установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся».

Рузвельт дочитал письмо до конца и тщательно вывел свою подпись. Распорядившись отправить письмо адресату, он вернулся к позированию. Глаза его встретились с глазами Люси, он широко улыбнулся, она приветливо улыбнулась в ответ, и вдруг… О Боже, что за боль… О Боже…

Люси не знала, что в это мгновение голову президента пронзила острая боль. Он весь сник, взгляд его был обращен уже не на нее, а в пустоту, как бывает у слепых. Она закричала, но он не слышал ее. Подоспевшие врачи уже не в силах были сделать что либо. Через два часа не приходя в сознание, Франклин Рузвельт умер.
Около полуночи приехали Элеонора, сыновья Джеймс, Эллиот, Джимми, Франклин и дочь Анна. Все, кто знал и любил президента, не могли опомниться — смерть пришла так внезапно! Умер Франклин Делано Рузвельт, с полным правом сказавший незадолго до смерти: «Я сделал все, что мог», президент, принявший разоренную, охваченную паникой страну и оставивший ее мировым лидером, считавший личным девизом слова «Америка превыше всего». Закончилась целая глава не только в американской, но и в мировой истории.

Фуад Мамедов-Пашабейли

[email protected]

# 6588
# ДРУГИЕ НОВОСТИ РАЗДЕЛА
#